Джентльмены падают во вторник

Вы когда-нибудь слышали, чтобы чудеса случались во вторник? Кажется, такого в истории еще не бывало. После трудного понедельника люди обычно и не замечают вторник, задумчиво шагая по нему, как по зебре на знакомой улице. Вот и жители провинциального городка Попробуй еще раз не ожидали от вторника никакого подвоха и с утра занимались привычными делами.
Была поздняя осень, ветер рвал с деревьев последние разноцветные листья и залеплял ими серое зеркало городского пруда. В одиннадцать часов прогремел гром, и тучи прорезала огненная молния. А примерно в четверть двенадцатого с неба начали падать джентльмены. Все как один они были стройны, подтянуты и одеты в черное. На одних были двубортные пальто, на других — длиннополые плащи, на третьих — приталенные пиджаки. Головы украшали котелки, хомбурги и порк-паи. Не видевшие ничего похожего прежде жители так и замерли возле окон и на перекрестках улиц, наблюдая небывалое природное явление. А джентльмены мягко приземлялись на подошвы своих элегантных кожаных и замшевых ботинок, раскрывали черные зонты и расходились в разные стороны.

— Кто они? — спрашивали друг у друга изумленные картиной горожане. — Почтальоны? Торговцы чулками? Газетчики?
Но ни газет, ни чулок, ни писем джентльмены никому не предлагали. Их одинаковые, без следов щетины лица не имели даже приблизительного сходства ни с кем из городских почтальонов или продавцов. В симметричных чертах читалось благородное происхождение. А по безупречно скроенным модным нарядам легко можно было предположить к тому же приличный годовой доход.

Ева Грин стояла за стеклянной дверью своего шляпного салона и переговаривалась с высокой сухой дамой на длинных ногах и с неприятным рябым лицом. Это была ее постоянная клиентка и подруга по имени Нора. Прежде Нора торговала овощами и зеленью на базаре и прежде слыла славной хохотушкой. Но несколько лет назад здешний мэр приметил ее на городском празднике, влюбился и повел под венец. И с того дня она, кажется, ни разу не смеялась в голос на людях. Скрыть от окружающих усыпанные оспинами щеки она пыталась под шляпами с покатыми полями и вуалью. Жители потешались над ее деревенскими манерами, которые Нора так старательно оборачивала в дорогие ткани и благородные камни. Чтобы поддержать подругу и сдружить ее с местными дамами, определяющими общественное мнение, Ева даже создала модный клуб любительниц шляп и предложила Норе его возглавить. Затея имела решительный успех – за месяц в клуб вступили три бодрые старушки и примерно половина мужского населения городка. По вторникам члены клуба собирались в гостях у мэра. Женщины приносили на заседания вырезки из свежих дамских журналов и за чаем обсуждали, кто в городе хотя бы отдаленно похож на тонкошеих красоток в соблазнительных нарядах. У мужчин были свои развлечения – выпивка за счет хозяина дома и возможность, легально выскользнув из-под опеки своих половин, любоваться изумительной в своей естественной цветущей красоте Евой Грин. И каждый, глядя в ее блестящие темно-карие глаза, хотел, как на кофейной гуще, угадать свою судьбу.
Из-за внезапно поднявшегося ветра Нора задержалась в салоне, и теперь они с Евой пытались найти объяснение тому, что происходило на улице.
— Как думаешь, куда они направляются? – спросила Ева.
— Да провались они пропадом! Только бы у нас не остались – лишние хлопоты господину мэру, — стараясь говорить правильно и при этом холодно, ответила Нора.
Ева равнодушно улыбнулась и, не отрывая взгляда от идущих по улице мужчин в черном, сказала:
— Нора, но ведь это муж. Ты его господином мэром и дома зовешь? Когда наливаешь ему ванну? Или когда просишь его помассировать тебе ступни?
— Пока я была зеленщицей, не следила за языком. Но теперь я важная особа, так? Не болтать же мне о муже всякие глупости перед другими, — пояснила мэрша.
Но Ева уже не слушала, ей было скучно с Норой, чьи мысли и желания были простыми, как пучок петрушки.
— Ты ничего не замечаешь? В этих мужчинах, — спросила Ева.
— Они нарушают уличный порядок! – без раздумий ответила Нора. — Почему никто не зовет полицию? – она вскинула подбородок совершенно так, как это делала одна благородная дама, покупавшая у нее раз в неделю корень сельдерея.
— Они одеты в то, что у нас еще не носят, — заметила шляпница. Она толкнула дверь наружу, тоненько звякнул колокольчик. Свежий ветер, пропитанный запахом дождя и листьев, ворвался внутрь – она едва удержала на плечах шелковую шаль.
— Я хочу с ними поговорить. Вот бы…
— Ты их еще на заседание модного клуба пригласи! – раздраженно одернула ее Нора. —  Позволь! – она бесцеремонно протиснулась в дверь вперед Евы. – Я иду прямо в мэрию! Надо остановить это безобразие.
Город был обескуражен. Хозяева лавок заперлись в них изнутри, занятия в школе отменили, всех работников распустили по домам. Идущие по делам прохожие возвращались домой с полпути. Теперь на улицах остались лишь шагающие джентльмены. Они все падали и падали, рассыпаясь по опустевшим тротуарам. Но как бы ни старалась Ева, разглядеть их лица не могла.
И вдруг она заметила, что один джентльмен в толпе шагающих не похож на остальных. Его пальто было расстегнуто, вокруг шеи обмотан красный шарф, а на голове надет не к месту высокий цилиндр. Он выглядел торжественно и немного растеряно. По неуверенной походке было заметно, что дороги он не знает. А может, и вовсе не знает, куда направляется. Если бы они встретились при других обстоятельствах, Ева легко приняла бы его за эксцентричного чужестранца, заплутавшего в незнакомом городе.
— Эй, мистер, вам помочь? – громко спросила Ева.
Непохожий джентльмен оглянулся и замешкался. Идущий сзади налетел на него. У первого из рук выскочил зонтик. И тут произошло нечто необычное. Не меняя темпа движения, джентльмены сдвинулись вправо, вытеснив из своих рядов нарушившего строй, и проследовали дальше.
Ева подхватила катящийся по тротуару зонтик и протянула его незнакомцу.
— Чуть не сбежал, — сказала она, даже не зная, понимает ли он ее.
Непохожий джентльмен молча принял зонтик. В его пустых глазах мелькнуло что-то похожее на доброжелательность.
И вдруг все прекратилось. В одно мгновение стих ветер, закончился дождь, и джентльмены перестали падать на улицы города.
На первый взгляд обитатели Попробуй еще раз ничем не отличались от жителей других городов. В их домах была та же посуда, они одевались по моде и ходили друг к другу в гости, их дети посещали школу, а любимые собачки меняли наряды не меньше раза за сезон. Но на самом деле у каждого из них была своя тайна.
Много лет назад название городу придумал старый священник. Бывший убийца и каторжник, он раскаялся, принял сан и построил здесь небольшую часовню. Очень скоро в округе собралась паства – в основном это были люди, которым когда-то не повезло в жизни. Они приезжали в надежде получить второй шанс – найти любовь, вновь заслужить уважение своей семьи, вернуть прежнее положение в обществе, найти себе достойное занятие. Но главное – здесь никто не осуждал их и не задавал лишних вопросов. Попробуй еще раз и не говори, что тебе не предлагали.
О прошлом молодой красивой женщины по имени Ева Грин в городе почти ничего не знали. Рассказывали, что когда-то она учительствовала в женской школе на севере страны — учила девочек шить, подбирать гардероб и посуду. Хозяйкам, которые не могут себе позволить слуг, нужно уметь самим вести домашние дела. Дети ее любили, начальство жаловало, но вдруг после пяти лет добросовестной работы она уволилась и, не дождавшись расчета, уехала из города. Было ли это правдой или странную небылицу придумали местные сплетницы, на самом деле никого не интересовало. Все жаждали узнать, что такое могла натворить обычная учительница, чтобы так стремительно бежать, бросив уютный дом и хорошую работу?
Однажды Ева, выходя со службы, подслушала возле церкви разговор троих мужчин. Один из них был мэром города Попробуй еще раз, второй – газетчиком, третий – поэтом и тунеядцем. Все трое в разное время безуспешно пытали счастье с очаровательной шляпницей.
— Вы заметили, эта Грин всегда перестает молиться, когда кто-нибудь оказывается рядом? – спросил мэр у других мужчин.
Он поманил остальных рукой и, склонившись к их головам, вполголоса прошептал:
— Один раз я подошел к ней сзади и услышал. Она произнесла: «Я ни в чем не виновата, ее душа не заслужила этого блага».
— Она точно кого-то убила! – почти закричал газетчик. В маленьком городке, где все предпочитают скрывать свое прошлое, газете было трудно интриговать читателя, и ее сотрудники всегда находились в поиске сенсаций.
— Или из-за нее кого-нибудь убили, — восхищенно сказал поэт пьяным голосом. — За такую девушку не долго в грех впасть. Я бы не прочь нарушить пять-десять заповедей ради красотки.
— Я узнаю, что она скрывает, — пообещал газетчик.
Ева усмехнулась: мужчинам всегда кажется, что все в жизни женщины крутится вокруг них. Это далеко не так, но лучше бы им оставаться в плену своих примитивных представлений. В отличие от других в городе Попробуй еще раз Ева Грин хотела не забыть свое прошлое, а приобрести.
Капля с ветки разбилась о ее нос, она вздрогнула и вышла из задумчивого оцепенения. Непохожий джентльмен все еще стоял рядом, жадно скользя взглядом по витринам, скамейкам, выглядывающим из окон фигурам людей, ее лицу. Глаза его были полны детского удивления и растерянности.
На другой стороне улицы появилась группа людей. Несколько мужчин и женщин, среди которых Ева узнала мэра, начальника полиции и главного городского пожарного, послушно семенили вслед за шагающей впереди Норой. Она возбужденно кричала и размахивала руками, показывая, где начали «несанкционированно падать и куда направились нарушители порядка». Мужчины водили головами вслед за ее рукой, но никого не видели – улица была пуста.
— Пойдем в дом, — Ева просунула руку под локоть непохожему джентльмену и потянула за собой. — Скорее.
За приемной отделенная от чужих глаз тяжелой портьерой располагалась мастерская. На одной половине Ева принимала гостей: здесь вокруг низкого круглого столика из резного дерева стояли обитые синим бархатом французский диванчик и два стула. Во вторую половину, отданную под рабочее пространство, были втиснуты два больших шкафа с рулонами разноцветных тканей и шляпными коробками, раскроечный стол, швейная машинка и несколько манекенов.
Ева указала на обшитый синим бархатом стул в углу задней комнаты, жестом пригласив джентльмена присесть. Он молча опустился на краешек и замер.
— Те люди ищут вас и ваших… друзей. Можете пересидеть здесь, пока они не уйдут. А потом я провожу вас… — Ева опустила глаза, не зная, как сгладить неловкую ситуацию.
В дверь салона настойчиво постучали кулаком. Ева осторожно, чтобы ее не заметили, выглянула из-за портьеры:
— Это они! Наверное, Нора все-таки успела меня заметить.
В панике она стала метаться по комнате, заламывая руки, хватая и бросая обратно отрезы ткани, готовые шляпы, игольницы. Стук не прекращался.
— Придется открыть. Я их займу ненадолго в приемной, а вы снимите пальто и примите какую-нибудь непринужденную позу.
Гомонящая масса наполнила и вмиг сделала тяжелым невесомый воздух приемной. Высокие голоса взлетали вверх и ударялись в стеклянную люстру, низкие плыли по полу, будто сплетали вокруг ног Евы надежную петлю. У Норы была цепкая хватка, и она хорошо брала след, но сбить с толку ее было довольно просто.
— Они как под землю провалились все! – негодовала она, сверкая глазами на мужа. – Я же говорила, что надо было бросить все дела и ловить этих мерзавцев.
Ева, на всякий случай заняв позицию между гостями и портьерой, изумительно точно скопировала интонации в голосе подруги:
— Такая бесцеремонность – падать в незнакомый город и пугать людей. Знаешь, дорогая, я уверена, что они все еще и знатные пропойцы. Не проверить ли бары? – Ева слегка приоткрыла нежный рот и заглянула в глаза начальнику полиции.
— Да! Немедленно отправляемся с инспекцией по барам! — рослый, похожий на огромный бесформенный камень мужчина вмиг вытягивался в струнку и превращался в гибкий тростник, достаточно было Еве слегка улыбнуться ему.
Вместе с главным пожарным и непонятным образом затесавшимся в их компанию ветеринаром они покинули салон в поисках джентльменов-пропойц. Ева знала – уже через час они будут ходить по городу, распевая песни, и брататься со всеми прохожими.
Однако избавиться от Норы было не так-то просто – мэр предлагал пойти пообедать, а его половина настаивала на продолжении расследования возмутительного происшествия.
— Тебе ли, жене городского главы, гоняться за преступниками? – спросила Ева. – Ты ведь уважаемая дама, председатель модного клуба.
— Да, ты права как всегда, — вынуждена была согласиться Нора, представив, что о ней снова начнут судачить в городе. – Я никак не могу успокоиться. Угостишь нас ромашковым чаем?
— С удовольствием, — кисло ответила Ева, — мы как раз собирались пить…
Она отдернула портьеру и первой вошла в мастерскую.
— У тебя гости? — удивленно спросила Нора, осматриваясь. Никаких гостей здесь не было.
— Да, то есть нет, — ответила она с рассеянным видом. – Я как раз ждала, что ты зайдешь, и заварила чай.
По лицу Евы пробежала тень – она снова и снова обводила глазами довольно маленькое помещение, не понимая, куда мог деться непохожий джентльмен.
Через пятнадцать минут после начала чаепития мэр оставил дам и вернулся к службе. Разговор между подругами складывался странный. Ева нервничала и постоянно, забывшись, подливала новый чай в полные чашки – из-за этого на столе образовалась лужица. Нора, позабыв о нарушителях, переключилась на другую тему и теперь самозабвенно рассуждала о том, как лучше переустроить рынок, чтобы зелень и рыба не портились на солнце в жаркий день.
— А еще надо расставить на торговых площадях манекены продавцов, — увлеченно фантазировала она. – Идет себе покупатель по рядам, и все продавцы рады ему и зазывают к себе. Жара ли, дождь ли – они тут как тут. А живой продавец может посидеть, в туалет отойти или еще куда.
— Может, и мне манекен вместо себя в приемной выставить? – призадумалась Ева. – А то вон их сколько…
Она взглянула на своих разодетых в шляпы кукол, прикидывая, какая из них в роли хозяйки салона могла бы в течение нескольких секунд обманывать зрение покупателя. Но, увы, ни одна из одиннадцати не была похожа на нее даже отдаленно.
— Одиннадцать? – переспросила себя Ева и еще раз глазами сосчитала манекены. Еще утром их было десять, а теперь стало одиннадцать. — Здесь что-то не так.
Нора даже не услышала ее. Она продолжала мечтать об идеальном месте торговли – в ней по-прежнему жила продавщица овощей.
Лишний манекен казался Еве знакомым, словно она уже встречала раньше эту фигуру и видела его лицо. Только одежда была другой.
— Неужели уже три часа дня? – воскликнула Ева и поднялась, оттолкнув от себя столик с чаем. – С минуты на минуту ко мне придет клиент.
— Да, и мне пора, — засобиралась Нора. Вид у нее был разочарованный. – Надо еще подготовиться к празднику.
Только оставшись в одиночестве, Ева позволила себе сомневаться. Она подошла к лишнему манекену, сняла с него широкополую дамскую шляпу, которую она два дня назад сшила жене директора школы, и свою вязаную шаль. Манекен словно намеренно немного отвернул голову, чтобы не встречаться с ней взглядом.
— Эй, можете расслабиться, все ушли, — она, смеясь, толкнула его в плечо, — ловко вы нас всех провели…
Джентльмен покачнулся, но так искусственно, будто был сделан из воска. Ева нахмурилась:
— Значит так, мистер! Кем бы ты ни был, я только что спасла тебя, так что хватит притворяться и давай поговорим начистоту.
Манекен расслабил мышцы лица, опустил плечи и снова превратился в непохожего джентльмена.
— Простите, мне нужно было сразу обо всем вам рассказать, — наконец заговорил он. Тембр голоса у джентльмена был глубокий, слегка вибрирующий. — Но я боялся, что вы не поймете и прогоните меня.
Ева удовлетворенно кивнула, стянула плечи шалью и опустилась на диван.
— Как ты сумел простоять так долго без движения? А я впрямь приняла тебя за кусок папье-маше.
— Мне это было несложно. Все свои дни я провожу в витрине, — джентльмен пожал плечами, — если угодно, то да, я всего лишь кусок папье-маше.
Тянувшаяся к чашке рука Евы зависла над столом. Лицо вспыхнуло гневным румянцем. Джентльмен догадался, что сейчас добрая леди, забыв о светских приличиях, безжалостно выставит его вместе с зонтиком обратно на улицу.
— Вы не верите мне? — он сел на стул и начал разуваться. Ева заметила, что ноги у джентльмена были неестественно белые и ровные. А на пальцах сделан безупречный маникюр. Впрочем, аккуратные, ухоженные ногти мужчины не всегда признак того, что внутри он обязательно бездушный.
— Вот, посмотрите! – он поднял правую ногу ступней вверх. На пятке стояло красное клеймо столичного универмага.
Непохожий джентльмен действительно был манекеном для одежды. И в то же время он разговаривал, двигался и невероятно походил на живого человека.
Ева была из тех женщин, которые легко принимали мир с его подарками и ударами. Если случались чудеса, ей доставало веры не сомневаться в их подлинности и не раздумывать, заслуженно ли они появились у ее порога. Она просто открывала дверь и ждала, что же будет дальше.
Какой удивительный день – вторник, подумала Ева. Сначала с неба падали джентльмены, а теперь у нее в салоне сидит один из них, который утверждает, что он манекен. Ей очень хотелось радоваться этому, и она гнала от себя мысли о том, что кто-то пытается над ней жестоко подшутить.
— А все манекены умеют поддержать беседу за чаем и, как ты, разгуливать по улицам? – спросила хозяйка салона.
— Вон те ребята, — она указала на манекены-бюсты и торсы на комоде, — ни разу со мной словом не обмолвились.
Непохожий джентльмен, обувшись, подошел к комоду и стал с любопытством рассматривать головы в шляпах. Но и при его приближении они не захлопали глазами и не раскрыли рты.
— Нам нельзя беспокоить людей, — сказал джентльмен и прижал палец к своим тонким, четко прорисованным губам. – Если всякому манекену будет позволено болтать без умолку, треск поднимется на весь свет.
Еве представилось, как ее обтянутые черной тканью торсы и бюсты, крутят головами, пока она примеряет на них болванки шляп, и ойкают, если в ее руках дрогнет портняжная булавка. «Только посмотрите! – шепнет одна женская головка другой. – На нем этот котелок сидит, как садовый горшок». И все разом захихикают. Она подняла с пола брошенный в спешке за диван цилиндр и подала непохожему джентльмену.
— А где ты… работаешь? Ну то есть где проводишь время, когда не падаешь с неба?
— В главной витрине универмага, — сказал он. — Стою целыми сутками и смотрю на улицу и людей.
— Манекены в витринах наряжают в самую модную одежду. Значит, обо всех новинках узнаешь первым? – спросила Ева.
— Меня постоянно переодевают. На прошлый новый год меня нарядили в Дарта Вейдера, и я почти три недели простоял в маске. Только представь переполох в городе, если бы я появился у вас в этом костюме?
Ева уронила лицо в ладони и расхохоталась. Этот чудаковатый парень с клеймом на пятке и неуклюжими манерами забавлял ее, и с ним ей было проще, чем с настоящими людьми.
На вечер было назначено заседание модного клуба – несмотря на праздник, Нора не стала его переносить. Еве предстояло собрать свои эскизы и образцы тканей, чтобы дамы могли обсудить новые модели и сделать предварительные заказы. Но все же Ева ходила на эти собрания не для того, чтобы увеличить клиентуру. Шляпы помогали ей узнавать маленькие секреты городка. Рассматривая и примеряя наряды, люди теряют бдительность и показывают свое истинное лицо. Шляпница все равно что горничная или разносчик, или манекен – кто станет обращать на них внимание?
— Это так интригующе – быть на виду и оставаться незамеченным, — проговорила Ева, складывая рисунки в большую коробку. – Они ходят рядом, не замечая тебя, и признаются в своих самых страшных тайнах.
Непохожий джентльмен пожал плечами:
— Люди не ценят то, что имеют, и постоянно чем-нибудь недовольны. Летом жалуются на солнце, зимой — на снег, на то, что их не любят, и на то, что любят слишком сильно. Почему вы все так боитесь жить? – джентльмен расхаживал по комнате, размахивая руками. — Я заметил, что вы все время говорите о том, что было. Вы смотрите на события сегодняшнего дня глазами себя вчерашнего.
Рубашка у него выбилась из-под ремня, лоб блестел, и голова казалась всклокоченной. Если бы он не был манекеном, Ева могла решить, что он вспотел от волнения.
— Я знаю одного мужчину. Каждое утро вижу его из своей витрины. Когда на улице тепло, он одет в серый костюм, когда холодно – в серое пальто. Он никогда не меняет маршрут и не смотрит по сторонам. И так день за днем, — рассказал он. — Неужели ему не хочется увидеть что-то новое? Или перед выходом на улицу повязать на шею красный шарф? Будь я человеком, я бы всегда ходил разными путями и носил яркие цвета. И еще делал глупости.
Ева снисходительно улыбнулась:
— Глупости?
— Я иногда слышу, как люди говорят об этом между собой. Женщина предупреждает подругу: «Не наделай глупостей», или мужчина признается приятелю: «Кажется, я совершил глупость». И лица у них в этот момент смущенные и растерянные.
— Понимаешь, глупость – это как надеть красный шарф тому, кто всю жизнь ходит в сером. Сделав глупость, люди обычно сожалеют об этом, — Ева отвела взгляд и смахнула с щеки ресничку. — И порой им… то есть нам, бывает очень больно.
Джентльмен приблизился к ней, вынул из кармана кипенно-белый выглаженный носовой платок и провел уголком по ее мокрой щеке.
— Когда наступает вечер, люди расходятся и магазин закрывают, — сказал он. — Ни голосов, ни музыки. Все погружается в оцепенение. Бывает, мышь прошмыгнет в щелку или муха пролетит. И ты стоишь запертый в этой стеклянной коробке без звуков и мечтаешь о том, как однажды окажешься по ту сторону витрины. Так что я хочу, чтобы было больно. Хочу чувствовать, — произнес он с жаром.
На улице заиграла музыка. Это оркестр обозначил начало праздника в честь дня образования города. При первых же звуках джентльмен вжался в стену и принял привычную позу манекена. Он был таким же, как секунду назад, только теперь ресницы его не моргали, взгляд замер, сосредоточившись на одной точке, а губы были сомкнуты.
Через пару часов улицы заполнит карнавальное шествие, и Еве следует быть среди других жителей. Что же делать с этим мистером? Она повернулась к непохожему джентльмену и с хитрой улыбкой спросила:
— Твоя свобода всего на один день?
— Не знаю. Со мной такого еще не бывало, — сказал он, отделившись от стены. — Боюсь, что завтра утром снова буду стоять в своей витрине.
— Но сегодня ты здесь. Ты можешь говорить, двигаться и делать все, что только вздумается. Я тебе помогу.
План, возникший в голове Евы, был авантюрным и в чем-то фантастическим. «Боже, какая глупость! – воскликнули бы ее подруги, — Тот, кто создан бездушным, не почувствует счастья». Однако Ева точно знала: люди предпочитают ровный и безопасный путь, но на асфальте не растут цветы. Чтобы по-настоящему познать жизнь, нужно сойти с дороги.
Ева протянула ему руку:
— Кстати, меня зовут Ева. А у тебя есть имя?
— Девушки из отдела мужской одежды называют меня Адам, — стеснительно сказал джентльмен. Еве показалось, что он краснеет.
У Адама было одно очень выгодное достоинство – ему подходила любая одежда. В гардеробе шляпницы чудесным образом нашелся костюм пастора. Его оставил у нее один местный житель, после того как… Впрочем, это была не ее тайна, чтобы думать о ней вслух. Выждав момент, когда карнавал зазвенел литаврами на их улице, Адам и Ева вышли из салона и незаметно влились в шествие.
— Что я должен делать? – спросил он.
— Смейся, шути, делай то, что всегда хотел, — рассмеялась Ева, — и не забывай моргать. Увидев знакомых, она взяла его руку и повела прямо к ним.
Никто из горожан, из тех, кто утром видел падающих джентльменов, не узнал в Адаме одного из них. Ева не ошиблась в том, что ему будет легко сохранить инкогнито, ведь, удивившись или испугавшись, люди запоминают только себя и свои чувства.
По случаю праздника мэр, помимо членов модного клуба, пригласил к себе в дом и несколько других уважаемых людей в городе. Дамы устроили показ новых нарядов и украшений, а мужчины хвастались своими достижениями, пили и играли в покер. Обслуживать вечеринку наняли мальчишек из церковного хора – Тима-чистюлю, Алекса-пискуна и Воробушка. Имени последнего никто не знал, как и то, кем были его родители. Ева часто разговаривала с ним, и поэтому знала его историю. Завернутого в пеленки новорожденного мальчонку нашли у дверей храма, где он до сих пор и жил — в многодетной семье пастора. Приемного ребенка не обижали и любили, как Бог любит всех своих чад. Но еды и хорошей одежды на всех не хватало, поэтому Воробушек пробавлялся мелким воровством. Иногда его ловили за руку, но, сжалившись, обычно отпускали. В свои 14 лет он выглядел десятилетним ребенком – невысокий рост, худое болезненное лицо, короткие торчащие во все стороны волосы.
— …Отсюда и появилось забавное прозвище, — закончила рассказ Ева. По мере появления гостей она сообщала Адаму известные ей подробности из жизни каждого.
На заседании клуба все сразу заметили нового гостя – молодого человека с красивыми правильными чертами лица и маленькими руками, одетого в рясу поверх костюма. В общине тех, кто решил попробовать еще раз, его никто не знал. И стоило Адаму оказаться на диване в кругу друзей Евы, как на него посыпались бестактные вопросы:
— Откуда вы взялись?
— Чем будете заниматься в нашем городе?
— Как же вы, должно быть, нагрешили с этим невинным личиком?
— Вы и правда служите Господу нашему или это только маскарад?
— Адам хочет начать новую жизнь, — ответила за него шляпница.
— Тогда, сынок, ты выбрал тот самый город, — заметил мэр, пригубив бокал коньяка. – У нас ты можешь стать кем угодно. Я, например, стал мэром. А кем хочешь быть ты?
Адам раскрыл рот, но мэр, не дав ему сказать, по-дружески ткнул его кулаком в грудь и усмехнулся:
— Не робей, будь честен. Не забывай, что это мой город.
Если уверенность, которая сквозила в голосе этого розовощекого пузатого господина можно было бы перевести в электричество, окна всех домов в городе зажглись бы разом.
Адам посмотрел на Еву, словно просил разрешения – она слегка подняла уголки губ и одобрительно прикрыла глаза.
— Я хочу оставить след, чтобы меня запомнили, — тихо сказал Адам.
Вдруг стало тихо, и взгляды сидящих в гостиной людей обратились к нему. Во всех сквозило презрение опытного игрока к наивным мечтам молодого человека. Они говорили: каждый из нас хотел оставить свой след, но потом мы вышли за пределы своего сада и увидели, что у жизни есть свои герои. Следующий час в компании жителей города Попробуй еще раз прошел за выяснением двух главных вопросов: мужчины пытались понять, может ли новенький составить им конкуренцию, а женщины независимо от семейного положения настойчиво и последовательно искали в нем признаки восхищения своей персоной.
Чтобы отвлечь внимание общества от прошлого Адама, Ева объявила, что он специалист в области современной моды, и попросила его рассказать собравшимся дамам и джентльменам о последних тенденциях.
На середине рассказа в гостиную ворвалась Эмилия Кларк. В прошлом она блистала на столичной сцене в роли Джульетты, Офелии и леди Макбет, но однажды жена режиссера застукала их вместе и, не выдержав позора, покончила с собой. Эмилию отправили в отставку на второсортные, а затем и третьесортные спектакли. В новом городе ей не повезло еще больше – владелец крохотной местной киностудии пообещал пригласить ее в свой фильм, но вместо этого обманул, забрал все деньги и бросил ни с чем. Прошло уже пять лет, но ей так и не удалось поправить свои дела.
Эмилия была пьяна и выглядела очень истощенной.
— Эй, мэр! Отличная вечеринка! – выкрикнула она развязным голосом, встав посреди сверкающего огнями и бриллиантами зала. – А меня не пригласили!
При виде пьяной скандалистки дамы морщили носы и подбирали ноги, боясь, что она оттопчет им дорогие туфли, а мужчины просто не знали, как следует поступать в таких случаях, и предпочитали дождаться развязки.
— Кто тут у нас? – она стала переходить от одного гостя к другому, тыча им в лица наполовину обугленной Библией: — Неотесанная торговка, не способная отличить изумруд от капусты, отказалась от своей семьи ради брака с разорившимся хозяином борделя, бывший скупщик краденого под личиной доблестного пожарного, доктор, по ошибке зарезавший 5-летнего ребенка, монашка, попавшаяся на романе с  флейтистом, судья, отпускавший насильников за взятки, кинорежиссер, оказавшийся обычным жиголо, и портниха, прикрывающая их головы от гильотины своими модными шляпками.
Эмилия наклонилась к Еве и сжала ее тонкое запястье:
— В этом сборище мерзавцев ты одна как чертово белое пятно. Что ты сделала в прошлой жизни? Совратила какого-нибудь папашу или стащила деньги из школьной кассы?
Длинные ногти с облупившимся лаком больно впились в кожу Евы, она сглотнула от боли. Сидящий рядом Адам молча разжал пальцы Эмилии и отпустил ее руку.
— А ты у нас кто такой? – пьяным голосом спросила актриса. Она взяла его за подбородок и подняла вверх, чтобы лучше рассмотреть лицо. – Мне знаком этот невинный взгляд…
Она выронила на пол Библию и отшатнулась, зажав себе рот. Через секунду Эмилия разразилась безумным смехом. Она все смеялась и смеялась, пока не запуталась каблуком в высоком ворсе дорогого белого ковра и не упала.
Наконец придя в себя от шока, мэр распорядился выставить Эмилию за дверь. Когда ее под руки выводили двое охранников, Адам повернулся к хозяину дома:
— Вы не можете выгнать эту женщину, — сказал он. – На ней только платье. На улице холодно. Она замерзнет и погибнет.
— Сборище мерзавцев не знает жалости, — усмехнулся мэр, блеснув неровным рядом белоснежных зубов.
— Пожалуйста, — попросил Адам одного из охранников, который показался ему менее свирепым. – В гардеробе висит черное двубортное пальто, отдайте его этой женщине.
У больших расписных дверей гостиной Эмилия обернулась и сквозь мутную картинку перед глазами разыскала взглядом Адама:
— Нет, я определенно видела тебя раньше…
Входная дверь хлопнула. Гости смотрели друг на друга удивленными взглядами, никто не знал, как деликатно вернуться к прерванному разговору о моде.
— Почему она сказала про бордель? – спросила у мужа Нора, поджав сухие губы. Ее напряженное лицо и пристальный взгляд обещали ему большие неприятности.
— Разве кто-то слушал, что несла пьяная истеричка? – нервно хохотнул мэр. Его живот качнулся, словно под тонкой батистовой рубашкой было спрятано лимонное желе. Болтливая актрисулька со своими рассказами могла здорово подпортить ему репутацию и семейное счастье. Пот обильно заструился по вискам. Вытаскивая из кармана брюк платок, чтобы обтереть им лоб, мэр выронил на кожаный диван свой бумажник. Но из-за волнения ничего не почувствовал.
— Думаю, нам всем надо выпить. Эй, парни! — он махнул рукой, чтобы подозвать разносчиков напитков. — Давайте шампанское и закуски.
Но на дружескую встречу вечер уже был не похож. Те, чье прошлое стало достоянием общественности, старательно изображали веселье и налегали на спиртное. Остальные уткнулись в принесенные Евой эскизы и шепотом обменивались впечатлениями.
— Вы слишком чувствительный молодой человек. Вам следует научиться отличать людей по качеству, — с отеческим добродушием посоветовал Адаму доктор.
Адам изумленно поднял брови – доктор, кажется, не шутил.
— Да, Феликс прав, — авторитетно подтвердил мэр. – Мы приехали сюда, чтобы начать новую жизнь. И некоторым трудно смириться со своей ничтожностью и неспособностью что-то изменить.
Ева со злости поставила бокал с шампанским на столик и встала:
— Видишь ли, Адам, в нашей общине есть определенные принципы, здесь принято вычеркивать из своего круга неудачников. Эмилия, — она подняла с пола Библию и потрясла ею перед лицом непохожего джентльмена, — стала жертвой собственной доверчивости и тщеславия, и ей больше не рады.
Сразу несколько женских и мужских голосов из разных концов комнаты стали ей возражать. Они отчаянно, как разъяренные дикие звери, защищали свою территорию, свой последний единственно возможный ареал обитания, где они могли спокойно благоденствовать. Адам, еще вчера мечтавший оказаться по другую сторону стеклянной витрины, сегодня увидел, что родиться и оставаться всю жизнь человеком – не очень просто.
— Наш город следовало назвать Попробуй еще раз и убирайся, если не вышло, — заключила Ева.
— И это правильно! – сказал доктор. – Когда сбежала эта распутная девка, дочь старика Лемона, все только поблагодарили небеса. После каждого ее фортеля мать лежала с приступом, а отец держал руку на курке пистолета, чтобы успеть застрелиться.
Ева побледнела, большие красивые глаза ее сузились, и она с ненавистью уставилась на доктора.
— Милочка, вы и эту чертовку защищать станете? – удивился доктор. — Вы ее даже не знали. Она сбежала незадолго до вашего приезда в город. Девчонка росла в тепле и уюте, родители ее обеспечили всем, но она воровала из дома, принимала наркотики и…
— Не пугайте нашего гостя, а то он сбежит, — мэр вальяжно раскинул руки на спинке дивана и приобнял свою Нору. – Сынок, у нас, как и в любой большой семье, случается всякое, но мы чтим традиционные ценности – честный труд, церковь, брак и семью. Вот, гляди, какие у нас с Норой малыши.
Мэр просунул руку в карман, чтобы достать бумажник с фотографиями детей, но там было пусто.
— Нора, ты не видела мой бумажник?
По залу с подносами носились мальчишки-разносчики, и Адам заметил, как один из них – тот, про которого рассказывала Ева – невзначай сбросил рядом с диваном небольшой предмет. Это был бумажник мэра. Адама создали всего лишь куклой, манекеном, а потому у него не было чувства самосохранения, которое помогает людям выбрать правильно в неоднозначных ситуациях.
— Посмотрите туда! – воскликнула молодая белокурая жена доктора. – Он пытался избавиться от кошелька.
Адам не отдернул руки и не покраснел от стыда, с тем же невинным выражением лица он подал бумажник мэру:
— Он лежал на ковре, возле диванной ножки.
— Э, нет, братец. Тебя поймали с поличным, — сказал мэр.
— А казался таким милым несмышленышем, — разочарованно вздохнула сестра начальника полиции, старая дева.
– Сиди здесь, пока мы решим, что с тобой делать, — мэр глазами пригласил нескольких джентльменов следовать за ним.
Они прошли в кабинет и прикрыли за собой дверь. Дамы, испугавшись за свои драгоценности, в панике ощупали по очередности шею и руки, проверили сумочки и под разными предлогами поспешили разойтись по домам. Остававшиеся в зале мужчины отправились их проводить. О мальчишках-разносчиках никто и не вспомнил.
Чтобы Норе не пришлось в одиночку сторожить воришку, Ева предложила посидеть с ней.
— Как же хорошо, что ты осталась, — благодарила Нора, сжимая руки Евы в своих. – Ловко же они втираются в доверие к приличным людям! Повезло, что этот преступник не ограбил тебя по дороге к нам. Ну ничего, скоро приедут полицейские, и мы его больше никогда не увидим, — она презрительно глянула на Адама и хмыкнула.
Из глубины дома раздался звон упавшей кастрюли. Хозяйка устало закатила глаза:
— Пойду выясню, что там с ужином. Если не приглядывать за поварихой, она все время подсовывает в горячее подсохшую зелень.
Едва стих стук удаляющихся шагов, Ева схватила Адама за плечи и хорошенько встряхнула:
— Зачем ты взял вину на себя?
— Этот разносчик еще совсем ребенок. Он так испугался, что больше не станет воровать, — Адам рассуждал так убедительно, с таким жаром в голосе, что она на мгновение забыла, кто перед ней.
— Наивная душа! Тебя могут посадить в тюрьму. Хотя… — и снова лукавый взгляд выдал ее очередную шутку. — Ты все еще хочешь совершить глупость?
— Конечно! – обрадовался Адам.
— Видишь открытое окно? Через него ты попадешь в сад. Жди меня в арке напротив салона. И еще.
Она поправила его белую манишку, а затем висящий сбоку молитвенник:
— Если кто-то будет задавать тебе вопросы, не отвечай, делай вид, что молишься. Беги прямо сейчас!
Адам бесшумно выскользнул в окно, Ева выждала несколько минут, а потом легла на пол и негромко вскрикнула. На звук прибежала Нора с тарелкой шпината наперевес, и уже закричала так громко, что мужчины, сбивая друг друга, выскочили из кабинета.
Разыгранный спектакль удался: мэр, желая как-то компенсировать Еве ужас, пережитый ею во время нападения разбойника, сам отвез ее домой и оплатил вперед заказ сразу на три приглянувшиеся жене шляпки.
На прощание он посоветовал ей запереть окна и двери.
Автомобиль мэра, взвизгнув, скрылся за поворотом. Фонари освещали пустынную дорогу, которая поднималась в гору и скрывалась в низких тяжелых тучах. После карнавала повсюду валялся мусор, конфетти и красные яблоки.
От темной стены отделились два мужских силуэта. Стараясь не попадать в луч света, они перешли дорогу и остановились у дверей шляпного салона.
— Ты все узнаешь, передашь мне, и я никому не скажу, — сказал первый. — Мы обо всем договорились?
— Да, — кивнул второй.
— Я буду ждать! — первый похлопал второго по спине и скрылся в той же арке. Второй, осмотревшись по сторонам, постучал в дверь салона:
— Ева! Это я… — негромко позвал он. – Адам.
В мастерской Адам распахнул пальто и высыпал из бумажного пакета на большой раскроечный стол кучу яблок. Некоторые были с побитыми боками, в пыли, и даже с отпечатками подошв.
— Адам, зачем ты собрал яблоки? – удивилась Ева.
— На празднике говорили, что яблоко – символ вашего города. А вы бросаете их на землю и топчете ногами, — объяснил непохожий джентльмен. — Это странно.
— Яблоки, — улыбнулась шляпница.
Из кладовки она принесла старую корзину и под неодобрительным взглядом Адама сгребала в нее фрукты.
– Люди вообще пытаются растоптать все, что хоть немного ценно. Наверное, так они определяют свое место в жизни, — сказала Ева, и лицо ее снова сделалось печальным и задумчивым. — Так что быть бесчувственной куклой иногда гораздо лучше.
Ева тяжело вздохнула, но тут же, встретившись глазами с Адамом, опомнилась.
— Прости, я не про тебя… Не хотела тебя обидеть. Все сегодня наговорили много лишнего, и ты единственный из всех вел себя на празднике как человек. Ты заслужил быть здесь
— Что я такого сделал? – спросил Адам.
Он аккуратно сложил на стуле снятую сутану и сел рядышком, стараясь не мешаться Еве, которая прибиралась в мастерской.
— Никому из нас и в голову не пришло, что она может замерзнуть на улице без пальто. И ты спас Воробушка. Этот мальчишка – сирота. Попади он в беду, о нем некому будет плакать, — объяснила Ева. — Как ты понял, что должен сделать это?
— Не знаю, — задумался Адам. Прежде ему не приходилось разбираться в причинах своих поступков. — Если бы я мог чувствовать, то сказал бы, что мне стало их жаль.
— Та странная женщина рассказывала про всех ужасные вещи. И только про… — он запнулся.
— Не бойся, — подбодрила Ева. – И только про меня она ничего не знала. Хочешь спросить, как я тут оказалась, да?
Адам нерешительно качнул головой, так что было непонятно, хочет ли он знать или, наоборот, отрицает предположение Евы.
Девушка рассмеялась, и рыжие кудри упали ей на лицо.
— Ты удивишься, почему-то многие в городе считают, что у меня ужасное прошлое. Но я ни с кем не откровенничаю, не напиваюсь и не жалею себя, так что моей истории никто не знает, — сказав это, она задумалась, решая, можно ли ему довериться.
Пока она раздумывала, Адам продолжал смотреть на нее немигающим взглядом. Улыбка у него была простодушной и подкупающей, какие можно увидеть только у кукол и манекенов. Эта застывшая на губах доброжелательность должна привлекать людей, но при этом не оттягивать внимание от демонстрируемых предметов одежды. Иногда Еве казалось, что она улыбается своим клиентам ровно так же, как и ее манекены.
— Я работала в школе, — сказала она. — Мне нравилось учить девочек чему-то полезному, чему-то, что поможет им чувствовать себя увереннее в жизни и не даст умереть с голоду. В наше время трудно зарабатывать и оставаться честной леди, — шляпница взяла со стола пачку купюр, оставленных мэром, и показала Адаму.
Одна купюра выскользнула из рук, Ева наклонилась и поймала ее у левого ботинка Адама. Поднимаясь, она заметила много мелких грязных брызг на его черном пальто.
— Смотри, ты, должно быть, наступил в лужу во время шествия, — заметила она. – Постой, ты ведь отдал свое пальто Эмилии. Откуда оно взялось?
Адам опустил глаза и стал рассматривать забрызганный подол.
— Ты ходил к ней? Вот почему тебя так долго не было… — предположила она, голос у нее был расстроенный. – Адам, она – актриса, легко покоряет сердца, ты ей понравился, но ведь она считала, что ты мужчина.
Бом-бом-бом – зазвонили часы в приемной. Их звон был таким громким и пустым, как будто кто-то бил палкой в жестяной жбан. Адам про себя считал каждый удар, и когда после одиннадцатого механизм скрипнул и смолк, он посмотрел на Еву каким-то новым взглядом.
— А если бы я был мужчиной, тебе бы я тоже понравился? – спросил он.
Стараясь не засмеяться, она отошла немного назад и, забавно наморщив нос, принялась разглядывать Адама.
«Пожалуй, в тебе что-то есть», уже собиралась сказать она, но вспоминала кривляющееся лицо Эмилии. Может, у Адама и нет сердца, но у нее сердце есть, и она не станет причинять кому-то боль. Снова.
— Сегодня был хороший день. Джентльмены падали с неба, манекен в моем салоне превратился в мужчину и даже идея с глупостями, кажется, удалась. Завтра ты вернешься в свой магазин, а я буду все так же шить шляпы и притворяться, что ничего не было. Но ты должен знать, что…
— Мне пора, — перебил ее Адам. Он запахнул пальто, намотал на шею красный шарф и снял с головы стоящего у стены манекена свой цилиндр. В два широких шага он оказался у дверей салона. Все стихло. Ева вышла в темную приемную и, не включая свет, встала у большого окна. Обхватив плечи руками, она смотрела на мокрый тротуар перед салоном, но на нем не было следов, которые бы указали, куда направился Адам.
На главной площади города от горящих витрин было светло, как днем, мостовая после дождя блестела, отражая искаженные силуэты домов и фонарей. Под козырьком входа в ювелирный дом стоял мужчина в коротком сером пальто и клетчатой кепке. Это был местный журналист, он носил фамилию Флеминг, но все в городе его так ненавидели за страсть к сплетням и чужим бедам, что звали исключительно Шакалом. В последнее время судьба не баловала его подарками. Разоблачать тех, кого и так в городе считали подонками, Флемингу надоело. Уже несколько месяцев он искал сенсацию, которая сделала бы его богатым. Чутье газетчика подсказывало ему, что прекрасная и неприступная Ева Грин и есть его сенсация. Только подобраться к ней было невозможно.
— Этот жадный до денег кретин теперь у меня на крючке. Если он не хочет в каталажку, все разузнает и принесет мне в клювике, — потирал руки Шакал, простившись с Адамом возле шляпного салона.
Они условились встретиться без четверти двенадцать, но Флеминг пришел на тридцать минут раньше. И теперь, закусив конец тлеющей папиросы, что-то торопливо и сосредоточенно заносил в свой толстый, засаленный, с заломленными уголками блокнот. Пепел падал ему на рукав, образуя небольшую кучку. Раз в десять минут Флеминг стряхивал его на землю и хмуро поглядывал на светящиеся окна дома с башенками. Если бы не странный дружок Евы, он, сытый и расслабленный после обильного ужина, играл бы сейчас в карты с мэром, а его женушка хлопотала бы вокруг них, жонглируя домашними наливками. С другой стороны, он вот-вот заработает себе на сотню таких ужинов.
Адам появился минута в минуту. Заметив его, Флеминг бросил папиросу и сунул блокнот за пазуху.
— Думал, что ты уже за холмом, — усмехнулся он, пожимая руку Адама. – Раздобыл мне историю на пять штук?
Адам раскрыл рот, но вылетевший звук не был похож на «да» или «нет». В окне дома напротив появился темный силуэт. Это был самый роскошный дом в городе, но и самый печальный. Здесь жил хозяин ювелирного дома мистер Лемон со своей женой. Да-да, это их дочь бесследно исчезла пять лет назад. Девушка вела беспорядочный образ жизни, несколько раз сбегала, предварительно опустошив сейф отца, и возвращалась, лишь когда развлекаться было уже не на что. Когда после очередного побега прошел год, родители поняли, что она уже не вернется. Со временем старики успокоились, но потеря лишила их вкуса к жизни: отец ушел в работу и практически жил в магазине, а мать страдала от мигрени и бессонницы. Газетчик узнал ее фигуру в окне, и смотрела она на единственное горящее в здании окно четвертого этажа, где располагался кабинет ее мужа.
— Выкладывай быстрее. Мне не нравится болтаться здесь, у всех на виду, — буркнул Флеминг.
— Нам придется кое-куда съездить, — ответил Адам. – Ты должен увидеть это своими глазами, а то не поверишь мне.
Адам достал из кармана пальто початую бутылку виски и подмигнул.
— А потом отметим.
Флеминг от удивления присвистнул:
— Где ты взял бутылку?
— Прихватил у этой рыжей бестии, — беззаботным тоном ответил Адам. — Видел бы ты ее винный погребок в мастерской. Поверь, ей есть, от чего пить…
— Да ты мировой парень, — объявил Флеминг, чрезвычайно довольный собой. — Я хочу знать все до мельчайших подробностей.
Мужчины повернули за угол, где был припаркован автомобиль Флеминга.
Вы можете всю жизнь недооценивать утро нового дня, но однажды поймете, от скольких бед уберег вас свежий взгляд на решения, принятые во время ночных раздумий. Для Евы Грин таким стало утро среды. После ухода Адама она заперлась, всюду погасила свет и так сидела в темноте, пока комнаты не начало подсвечивать мутное, похожее на янтарь осеннее солнце.
— Оставлю свой салон хоть бы Норе, соберусь в один вечер и поеду вдоль побережья… — раздумывала Ева. – Здесь я уже не смогу быть счастливой.
С этим почти принятым решением она села в первый утренний автобус и поехала в столицу… за новыми тканями.
На широкой площади, где располагался центральный универмаг, понемногу пробуждалась жизнь. Ева знала эту площадь лучше всех других мест в мире и могла с точностью до минуты сказать, во сколько по понедельникам, вторникам, средам и другим дням здесь появляются первые прохожие. А вот и универмаг, в котором она раз в две недели закупает ткани и заказывает швейные принадлежности.
Сегодня ее ноги не слушались и отказывались идти, а взгляд цеплялся за лепнину печального дома, стопку вчерашних газет, заботливо сложенную дворником на земле возле урны, мальчишек с ранцами, пускающих бумажные кораблики по быстрым ручейкам в протянутых вдоль тротуаров желобках. Наконец она остановилась у главной, расположенной у входа витрины. В ней всегда показывали самую модную женскую и мужскую одежду, привлекая в магазин состоятельных покупателей. Мужских манекенов было три, женских четыре – мысленно пересчитала Ева по ногам.
— Ну ладно. Посмотрю на него в последний раз и все! – она утвердительно кивнула головой и подняла глаза на витрину.
Мужские манекены были одеты в черное, как вчерашние джентльмены, но пальто и цилиндр оказались лишь на одном из них. И это, это был не Адам. Вокруг шеи обмотан красный шарф, в руках — тот же самый зонт, и даже капельки засохшей грязи на полах пальто те же, что она видела вчера вечером. Но лицо у этого манекена было другим – неприятно широкое, с маленькими, словно черные прорези глазами, и толстыми губами. Его будто лепили с кого-нибудь из жителей ее города, и взгляд у него был заносчивым, говорящим: «Некоторым трудно смириться со своей ничтожностью и неспособностью что-то изменить».
Но вполне возможно, что манекен лишь показался Еве неприятным, ведь на месте этого она ждала увидеть своего знакомца, непохожего джентльмена. Лица других она изучила не менее внимательно и не нашла ни капли сходства с Адамом.
— Неужели его убрали из витрины… Или с ним что-то случилось, и он не смог вернуться вовремя… Вдруг он застывший валяется в какой-нибудь канаве… — рассуждая вслух, она беспокойно ходила вдоль витрины, снова и снова всматриваясь в безжизненные гуттаперчевые лица.
Ева опустилась на скамейку напротив главного входа в универмаг и, уткнувшись лицом в колени, заплакала. И хотя вокруг жила новым днем площадь большого города, ей было страшно и одиноко. Если бы кто-то прошел мимо и спросил, что случилось, она бы не смогла объяснить.
— Кхе-кхе, — кто-то совсем рядом вежливо покашлял.
Девушка подняла голову – у лестницы, протянув ей платок, стоял Адам. Он был иначе одет – в узкие джинсы и темно-зеленый шерстяной свитер с высоким горлом, на плечи наброшено  короткое серое пальто. Но иной была не только его одежда, но и взгляд, и движения. Это был все тот же непохожий джентльмен, только теперь непохожий на себя вчерашнего.
— Адам? – воскликнула Ева и быстро обтерла рукавом мокрые щеки. — Как хорошо, что ты… цел!
Ей было неловко от того, что ее так некстати застигли в расстроенных чувствах. А радость, которую Ева не смогла скрыть, привела к еще большему замешательству.
Теперь они с Адамом, кажется, поменялись ролями. В нем уже нельзя было угадать той угловатой робости, которая накануне пленила сердца мечтающих о чистой любви женщин городка. Движения обрели легкость, походка – пружинистость… И этот живой блеск в глазах, недоступный бездушному манекену — она знала, как он появляется.
Наконец дубовые двери универмага открыли для посетителей, и группка ожидающих неторопливо затекла в просторный холл.
— Разве ты не должен стоять там и продавать мужчинам наряды Гуччи и Лагерфельда? – кивнула Ева в сторону витрины.
— А я там, — ответил Адам. – Видишь, все семь манекенов на месте, — в плутовской улыбке Адама, которая лишь мелькнула на его губах, было сокрыто что-то дерзкое и вероломное.
— Ну чего ты ждешь?! – прокричал мальчишка у канавы своему товарищу, сидящему на ранце в нескольких метрах выше по течению. – Давай запускай!
— Погоди! – отмахнулся товарищ. — Бумажка смешная попалась.
Паренек разложил на коленке мокрую стопку вырванных из блокнота листков и рассматривал их.
— Чего там? – вытянул голову первый.
— Что-то про Адама и Еву, — покраснев до оттопыренных из-за кепки ушей, сказал второй.
Мальчишки еще немного посовещались и пришли к выводу, что мастерить и пускать по воде кораблики интереснее, чем разбираться в чьих-то каракулях.
Обменявшись взглядами, Ева и Адам вошли в универмаг вслед за другими покупателями.
— Значит, ты все-таки выбрал жизнь? — спросила женщина.
— Как и ты, — ответил мужчина.